В странах СНГ не прекращается полемика относительно засилья в информполе  российского ТВ. Эксперты  бьют тревогу: население попало под такое плотное влияние российской пропаганды, что это уже может угрожать нацинтересам этих государств.

Оценить, насколько реальны эти угрозы и чем именно рискуют страны, втянутые в информационную войну России и Запада, мы попросили российского политолога, заведующего отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрея Грозина.

– Андрей Валентинович, в Казахстане бьют тревогу по поводу безуспешных попыток национальных СМИ противостоять пропаганде северного соседа. Есть, по Вашему мнению, основание полагать, что Россия осознанно и целенаправленно стремится к господству на информационных рынках Казахстана, Кыргызстана и других стран СНГ?

– Информационная война идет во всем мире. Каждое государство старается по мере сил продвигать свою информационную повестку дня и неважно через что – CNN, ВВС или RT (российский телеканал Russia Today – авт.). В этом нет ничего необычного. Так было и будет. Просто меняется форма подачи материалов – когда-то печатали карикатуры и распространяли их на бумаге, а сейчас пропаганда идет через громадные телекомпании и на уровне социальных сетей.

И Россия в этом отнюдь не новатор. Посмотрите на наших китайских друзей. Я наблюдал на Хайнане штук 15 самых разных каналов, которые вещают на английском языке. Вот это масштаб, который, действительно, поражает.

– В странах СНГ так велика русскоязычная аудитория, что нет необходимости изобретать велосипед в смысле пропагандистских подходов. Или слово «пропаганда» тут использовать неправильно?

– Россия заинтересована в отстаивании своей точки зрения. Другой вопрос – пропаганда. Слово носит ругательный оттенок. Но вспомним, что накануне первой мировой войны, когда понятие пропаганда только вводилось в наш обиход, оно не носило негативного смысла. Его придумали англосаксы накануне первой мировой войны, и тогда оно звучало как один из политологических терминов, обозначающий информационное воздействие на противную сторону. Но потом отошли от этого понимания, и термин пропаганда прочно закрепился за информационным продуктом, который генерировал Советский Союз во времена холодной войны. И в конце 40-х начале 50-х годов этот термин стал приобретать негативную окраску.

Естественно, что Россия заинтересована в том, чтобы свою повестку дня расширять за счет соседних государств. Откуда взялся телеканал Russia Today? Это пропагандистский инструмент России, только масштаб у него меньше, чем у ВВС или CNN. А так-то действует он по тем же методикам и по тем же лекалам, что все иностранные информационные гиганты.

– По поводу ВВС или CNN в Казахстане не волнуются, в отличие от российского ТВ.

– Разговоры по поводу информационного засилья России ведутся в Казахстане и не только в Казахстане уже лет 15, но каких-то особых подвижек не видно. Хотя законодательные нормы принимаются. То есть видно, что Астана пытается каким-то образом ограничить не только российское, но вообще иностранное информационное присутствие в стране. Ведь формально нормы не направлены именно против российского вещания, они были приняты для ограничения любого иностранного вещания.

Но развернуться масштабно в этом вопросе, может быть, просто нет ресурсов. Чем заполнять информационное пространство страны? Тамашей (популярное юмористическое шоу в Казахстане – авт.)? Можно попробовать. Однако для того, чтобы конкурировать на рынке современных информационных продуктов необходимо, чтобы эти продукты в национальном исполнении были достаточно конкурентны. Но этого пока нет.

– Под информационными продуктами Вы понимаете новостной контент?

– Не только. Любая пропагандистская или информационная борьба предполагает сознательную манипуляцию суждениями, привычками общества. Как говорил Эдвард Бернейс, один из крупнейших специалистов по PR: «Само по себе слово «пропаганда» имеет вполне техническое значение, которое, как и большинство вещей в мире, хорошо или плохо не само по себе, а под влиянием обычая».

То есть привычка – это сила, она имеет большую внутреннюю инерцию вне зависимости от конкурентности или неконкурентности продукции. Привыкли люди смотреть российские слезовыжимательные сериалы, и тот же самый продукт, если он выполнен корейцами или турками, например, не идет. Это разные продукты, а привычка диктует человеку определенные предпочтения.

В Украине сейчас пытаются вместо российских сериалов внедрить корейские. И если лет десять эта южнокорейская бодяга будет сыпаться на мозги украинцев, то они привыкнут. Другое дело, что с точки зрения информационной повестки дня это вряд ли поможет кардинально и быстро привести к каким-то изменениям.

Ведь те же российские сериалы, не важно, про любовь они или про бандитов, являются продуктом информационной войны просто потому, что любой информационный продукт в современном мире, в котором идет глобальная война за информационное доминирование, – одна из ступеней для того, чтобы человек благожелательно воспринимал следующий уровень информационного присутствия. Даже человек абсолютно аполитичный, который любит смотреть американскую «Теорию большого взрыва» или «Стеклянный дом», то есть, западные ситкомы (ситуационные комедии – авт.) или приключенческие сериалы, ужастики, он уже более благожелательно воспринимает ту информационную картину, которая дается после того, как заканчивается сериал. Здесь россияне ничего нового не изобрели.

– Иными словами, нужен не только качественный информационный контент, но и сериалы?

– Да, пусть казахстанские информационные боссы научатся снимать сериалы. И необходимо время. Время в современном обществе один из ресурсов, который создает преимущество, или дает бонусы тем или иным сторонам информационного противоборства. Манипуляция суждениями, привычками… Эдвард Бернейс, например, говорил, что это важнейший элемент демократического общества.

Демократия сама по себе, если абстрагироваться от инструментального содержания этого смысла, во многом тоже привычка, во всяком случае, для западного общества. И поэтому люди, которые превратили пропаганду в инструмент воздействия на общество, которое воспринимается конкурирующим, опирались именно на эту традицию.

И Россия здесь ничего не придумывает, она пытается в определенном смысле, грубо говоря, собезьянничать. Тот же РТР творчески переделал информационные пропагандистские методологии, которые придумали на ВВС или на CNN в 50-е годы прошлого века. То есть не нужно изобретать велосипед. Делайте так, как Russia Today, допустим. А именно, возьмите современные, пользующиеся широкой популярностью, методики и адаптируйте их на казахстанскую почву.

Проще говоря, надо взять лучшее и под хороший бюджет все это дело развернуть. Инструментально, технологически, наверное, это вполне решаемый вопрос. Хотя, я полагаю, что кроме инерции, которая мешает, не хватает еще и профессионалов, которые могли бы удачно собезьянничать у русских, англосаксов, корейцев, турков или китайцев.

 – А может на желание Акорды противостоять российскому информационному засилью в республике влиять большая политика? Ведь никто не снимал с повестки дня ЕАЭС идею Путина о создании единого информационного пространства.

– На самом деле разговоры о едином информационном пространстве ведутся много-много лет, еще начиная с создания СНГ, однако каких-то серьезных подвижек нет. Посмотрите на информационный продукт, который выдает телекомпания «Мир». Он интересен, но для тех, кто включен в контекст – экспертов, аналитиков, людей, которые интересуются темой. А таких не так много. Если брать центральноазиатскую почву, то людей, кто в Москве всерьез интересуется тем, что происходит в Кыргызстане, например, очень немного, если исключить трудовых мигрантов из этой республики. Поэтому у канала нет востребованности.

По большому счету, вспоминают в России о центральноазиатских палестинах только тогда, когда там что-то случается. Например, умер узбекский лидер Ислам Каримов. Вот интересно, что же теперь там будет? Вроде все гладко прошло у узбеков, ну и забыли. Продолжают интересоваться темой только люди, которые этим зарабатывают.

То есть нет востребованности и, может быть, это тоже большой минус для выстраивания национальной информационной повестки. А какой смысл колотиться, изобретать в том же Казахстане какой-то эксклюзивный информационный продукт, если можно просто передрать русский, корейский, турецкий, даже узбекский, как выясняется. Люди идут по пути наименьшего сопротивления. Это везде так.

– Иными словами общее экономическое пространство вроде есть, а общей информационной повестки нет?

– Потому что нет взаимного интереса к тому, что происходит у соседей. Государства, кстати, тоже заинтересованы в том, чтобы его граждане поменьше смотрели передачи о каких-то сопредельных территориях и делали выводы, может быть, не в пользу родного политического режима и той жизни, которой они живут.

Но Казахстан – это не Туркменистан и не Таджикистан. Он может позволить, чтобы жизнь в нем сравнивали с российской повседневностью, потому что она не намного лучше, чем казахстанская во всех смыслах – и материальном, и идейно-политическом. А таджикам или туркменам с узбеками, зачем смотреть на Россию? Чтобы думать о том, что родные лидеры не дорабатывают, потому что во многих осколках бывшего Советского Союза люди живут лучше? Зачем это нужно властям этих республик?

Что касается интереса в России к соседям, то бывшее постсоветское пространство начинает мелькать в новостях, когда там возникают проблемы. Вот тогда появляется запрос у СМИ на новость, и вырисовывается определенная повестка дня. Но как только ситуация более-менее нормализуется, она отходит на задний план и постепенно уходит из информационного поля.

То же самое, насколько я могу судить, происходит и в Казахстане. Но эксперты отмечают, что имеется и какой-то гипертрофированный интерес к тому, что происходит у северного соседа, может быть, даже в ущерб тому, что происходит в своей стране. Некоторые говорят, что это такой феномен казахстанского общества. И я не думаю, что он объясняется только засильем российского информационного ресурса. Он есть и в Кыргызстане, но там все-таки люди живут внутренней борьбой.

– Политической?

– В том числе. В Кыргызстане есть интересная, интенсивная внутренняя жизнь. Она у них яркая, со спецэффектами: кто кого как назвал, кто у кого вскрыл нетрудовые доходы и так далее. Может быть, поэтому кыргызы больше интересуются тем, что происходит у них в стране. Да, им тоже интересно, что случилось в России, но меньше, мне кажется, чем среднестатистическому гражданину Казахстана.

– В Казахстане внутренних зрелищ не хватает?

– Именно, и тогда люди отвлекаются на то, что воспринимается как внешняя политика – выборы президента в США или выборы в Госдуму РФ. Это говорит о том, что собственная повестка дня не очень интересная.

Но, с другой стороны, в Туркменистане или Узбекистане вообще ничего не происходит с точки зрения информационного интереса, точнее, то, что интересно, никогда не попадет в СМИ. Однако в этих странах нет и интереса к международной повестке дня.

– Почему?

– Наверное, потому что эти страны сумели ограничить свое информационное пространство разнообразными, условно говоря, тарифными, нетарифными барьерами от внешнего проникновения. В них продолжает жить своеобразная советская матрица, в которой люди «варятся» в информационном дефиците.

В Казахстане этого нет. И, слава Богу. Пусть не хватает интересных, ярких событий во внутренней жизни, но еще есть возможность отдохнуть на международных новостях. То есть, с одной стороны, не дорабатывают бойцы казахстанского информационного фронта, но, с другой стороны, и, слава Богу, что не дорабатывают, а то дай им волю, они законопатят все дыры и щели, и станет как в Туркменистане.

– Тем менее, эксперты, наверное, не зря бьют тревогу по поводу информационного засилья России. На Ваш взгляд, есть реальные риски?

– Любое информационное засилье предполагает, что внешняя сила, неважно, Вашингтон это или Москва, предпринимает действия для изменения вашего сознания, вкусов и формирования других интересов, подсказывая идеи, которые раньше вам были не свойственны. Не имеет никакого значения, откуда вам дуют в уши – с Востока или Запада. Просто, когда вам пытаются что-то навязать, это не есть хорошо.

На мой взгляд, когда какая-то внешняя сила пытается внедриться в ваше общество, прикрываясь демократией или разговорами о многополярном мире, это плохо. Потому что повестка дня для каждого государства, для каждого общества должна формироваться внутри этого государства и общества.

– Но мы же не в вакууме живем.

– Безусловно. И невозможно отгородится от мира как Туркменистан или Северная Корея. Эти государства живут без внешнего воздействия, но кому в здравом уме захочется жить в таком обществе? И, тем не менее, повторюсь, внешнее навязывание – это всегда вызов.

 Зрелое устоявшееся общество, которое имеет представление о том, что такое хорошо и что такое плохо, способно более или менее здраво реагировать на внешние импульсные воздействия. В наших центральноазиатских обществах есть традиционные ценности, представления о самоценности собственного исторического пути, там знают, что такое хорошо и что такое плохо, но их тянут в разные стороны – с одной стороны, в Евразийский союз, с другой – в Сообщество свободных наций, и при этом рассказывают противоречащие друг другу вещи… То есть общества, которые становятся объектами манипуляций, раскалываются на сторонников разных позиций.

Любая информационная война, кем бы она ни инициировалась, откуда бы она ни исходила, предполагает перетягивание людей на свою сторону. Это как в кок-бору -каждый тянет козлиную тушу в разные стороны. Москва – к себе, Запад – к себе. Китай пока еще не тянет, но находится во всеоружии и только ждет подходящего момента. В итоге растет количество взаимных претензий, взаимного неприятия. В такой ситуации что есть здорового для общества? Ничего.

Информационные войны являются, по большому счету, деструктивным элементом, и не важно, кто и для каких целей их инициирует: в маленьком Кыргызстане, чтобы Омурбек Текебаев (лидер партии «Ата-Мекен» – авт.) обвинил Алмазбека Атамбаева (президента Кыргызстана – авт.), а Атамбаев свалил Текебаева; или в большой международной политике, где Казахстан пытаются перетащить либо на сторону западной коалиции против России, либо на сторону России против Запада.

По большому счету, общество и политическая система страны, которая подвергается информационному воздействию, является объектом, а не субъектом. Всякая объектность подвержена манипуляциям, когда меняются сознание, вкусы, идеи общества. Соответственно, превращение субъекта в объект манипуляции, это снижение его статуса, потому что субъект, превращающийся в объект, это уже не совсем полноценная единица, с которой можно считаться.

С другой стороны, идет определенное расчеловечивание, механизация общества, механизация не просто социума, а каждого отдельного человека, который этот социум составляет. Как с этим бороться, я не знаю. Наверное, никак, просто потому, что с этим теперь приходится жить, и единственный вариант спасения – это собственное критическое сознание.

Еще один пример негативного влияния информационной войны на общество в том, что она его оглупляет. Информационные манипуляции предполагают упрощенное, некритическое восприятие тех или иных идей, решений. Это накладывается на массовую культуру, которая сейчас абсолютно доминирует в любых обществах. В итоге человек перестает критически воспринимать действительность, смотрит на вещи слишком просто и находит простые ответы на сложные вопросы. Идет оглупление, отупение общества. Об этом давно говорят эксперты и на Западе, и в России. Но что с этим делать? Это феномен нашей сегодняшней жизни, и я не вижу в ней никаких проблесков.

– И все-таки, что следует делать в такой ситуации?

– Казахстану важно сформировать свою повестку дня и при этом не удариться в какую-то самобытность, превратившись в Северную Корею или Туркменистан. Необходимо заинтересовать граждан национальной информационной повесткой, то есть внушить людям, что в их стране на самом деле гораздо больше вещей, которые вызывают интерес, чем выборы в США, в России или где-то еще. Но как это сделать, если на самом деле мало что интересного происходит, это большой вопрос.