От прошедшего в Пекине саммита «Один пояс и один путь» с участием 28 президентов ждали многого, но итоги разочаровали –  в реализации инициативы, выдвинутой лидером Китая еще в 2013 году, так и не появилось конкретики. Зачем нужен был этот форум и чем интересна китайская инициатива для стран региона, объяснил в интервью заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.

По мнению российского политолога, китайская инициатива «Один пояс – один путь» это масштабный проект, призванный глобально изменить не только экономический, но в будущем, возможно, и политический расклад сил на огромном континенте Евразия, однако пока говорить о реализации каких-то значительных проектов в его рамках не приходится. 

– Андрей Валентинович, как вы оцениваете китайскую инициативу – «Один пояс – один путь»? Насколько она реальна?

– Это именно инициатива пока что. От прошедшего в Пекине форума некоторые эксперты ждали конкретики, списков проектов и так далее, хотя изначально было понятно, что задумывалось и проводилось мероприятие не для этого, а совершенно для других, во многом внутриполитических моментов в Китае, связанных с ожидающимся съездом КПК, внутренней трансформацией в китайской элите и геополитикой.

Относительно самой инициативы «Один пояс – один путь» – она, безусловно, интересна. Ведь это, по сути, альтернативный вариант глобализации по мере того, как американцы откатываются, сокращая свое экономическое присутствие, в том числе в Азиатско-Тихоокеанском регионе. А пересмотр соглашения о транстихоокеанском партнерстве теми же американскими СМИ расценивается однозначно как отступление США и предоставление Пекину возможности проводить глобализаторские, экономические, логистические и финансовые проекты.

И высказывания Си Цзиньпина на последнем саммите в Давосе по поводу глобализации как раз говорят о том, что в китайском руководстве инициатива «Один пояс – один путь» рассматривается как составная часть концепции мировой глобализации экономической, а в перспективе, возможно, и политической через разнообразные проекты.

Жизненно ли это? Да. Потому что уже достаточно много было опубликовано информации с цифрами о том, сколько китайские компании вложили в страны, которые участвуют в этой инициативе. Это большие деньги – десятки миллиардов долларов. И предполагается вложить еще больше и через фонд Шелкового пути, и через Азиатский Банк инфраструктурных инвестиций, и через какие-то другие финансовые институты, которые Пекин будет реализовывать. Так что процесс идет.

Другое дело, что китайцы, видимо, еще не составили график реализации и вообще не определились с приемлемостью для себя идеи какой-то конкретизации этой инициативы.

– Почему?

– Во-первых, это не в традициях китайской политической мысли. В отличие от Запада там не составляют конкретных бизнес-планов, тем более, касаясь инициативы, которую связывают с геополитикой.

Во-вторых, есть наследие Дэн Сяопина, которое постепенно пересматривается, но такими темпами, как сейчас, оно может пересматриваться еще несколько десятилетий. Я имею в виду, упрощенно говоря, его идеи о том, что когда ты силен, то надо скрывать свою силу, демонстрируя партнерам слабость, а когда ты добился успеха, не кричи об этом громко, не высовывайся и так далее.

Это традиции китайской политической оси, поэтому ожидать от них западного подхода к реализации инициативы, когда все предельно конкретно и ясно по срокам – это будет сделано тогда-то, будут такие-то инвестиционные подвижки, это даст нам в конечном итоге такие вот конкретные цифры прибыли – не стоит.

Кроме того, есть еще один момент. Китай с этой инициативой оказался в очень выигрышном положении, там зачем ему что-то конкретизировать. Тот же председатель Си Цзиньпин сказал на форуме о том, что предполагается еще расширить фонды, прямо ориентированные на финансирование инициативы «Один пояс – один путь», и даже цифра прозвучала, по-моему, в 117 миллиардов. Однако, когда и во что будет вложена эта гигантская сумма, неизвестно.

Но на сам форум приехало много руководителей стран мира, потому что все хотят каким-то образом поучаствовать в этой будущей китайской глобализированной модели. Тем более что платит пока за все Китай. В той же Центральной Азии даже на уровне президентов и отчасти экспертных сообществ превалирует мнение, что Китай сидит на чемоданах с деньгами, которые не знает, куда пристроить, и хорошо бы ему в этом помочь.

Но на самом деле все давным-давно не так, Китай деньгами не разбрасывается просто так. Инициатива – это никакая не благотворительность. Китай, воплощая в жизнь проект «Один пояс – один путь», стремится в первую очередь реализовать свои собственные национальные интересы. И они могут как совпадать с национальными интересами государств, в которых предполагают прокладывать сегменты этого пути, так и идти в разрез с ними. Но это уже детализация, которая будет в каждом конкретном случае оцениваться и учитываться.

Еще о саммите. В китайской прессе он освещается в чрезвычайно радужных тонах. При этом выступления и президента России Путина, и лидера Турции Эрдогана, и даже председателя ООН Гутерреша размещаются на седьмых, восьмых страницах газет и мелким шрифтом. На центральном же месте в прессе везде товарищ Си Цзиньпин и подчеркивание особого места и роли Китая в процессах глобализации. То есть форум был сугубо внутриполитическим мероприятием с прицелом на то, чтобы в перспективе повлиять на геоэкономическую перестройку, как минимум, Евразии.

Получится что-то из этого или нет, сказать сложно, но в любом случае это процесс достаточно длительный. Проект «Один пояс – один путь» ведь был озвучен не так давно – в 2013 году. Не так уж много прошло времени для того, чтобы оценивать успешность или не успешность проекта, который замахнулся на изменение глобальных экономических моделей и вообще всей конфигурации экономики, транспортной и финансовой систем, которые существуют на континенте. Поэтому давать какие-то оценки пока можно только в зависимости от личных предпочтений: либо критиковать, либо превозносить.

– А в чем выгода инициативы «Один – пояс один путь» странам-партнерам Китая. Например, Казахстану, России, Кыргызстану?

– Тут у каждого есть свои интересы и надежды. Россия, например, сейчас оказалась в хорошем положении. Посмотрите, как беззаботно российский лидер себя вел на форуме. А почему? Да просто потому, что Китай в рамках своей внешней политической парадигмы старается избегать острых углов.

Если ты претендуешь на лидерство, и тем более, на лидерство в смене парадигмы экономического развития целого континента, то тебе надо выходить на передний край и принимать на себя удары конкурентов. Даже такие болезненные, как публичный щелчок по носу от Индии, которая отказалась участвовать в форуме в Пекине, или от европейцев, которые отказались подписывать его итоговый документ.

То есть Китай постепенно будет вынужден перестраивать внешнеполитическую и внешнеэкономическую модель поведения. Пока они говорят, что «мы за хорошее против всего плохого», а реализация инициативы просто создаст порядок, который будет отвечать интересам всех – и кыргызов, и казахов, и русских, и пакистанцев, и монголов. Но так не бывает. Каждый пытается, что называется, получить свою выгоду в китайском проекте.

Кыргызы просто рассчитывают получить денег хоть каких-нибудь – или через реализацию проекта Китай-Кыргызстан-Узбекистан, или через перенос предприятий на свою территорию, на что, кстати, рассчитывают и казахи. Но этот перенос застопорился. Общество в Казахстане и Кыргызстане достаточно критически оценивает этот проект.

К тому же нет никакой конкретики: что будут переносить, когда, на каких условиях, как это скажется на экологии, на рабочих местах и т.д. То есть пока это остается на уровне благих пожеланий, представлений, тем для обсуждений. Однако кыргызы, также, как и таджики, рассчитывают на то, что получат маленький кусочек одного из лучей этого будущего экономического пояса и будут с этого маленького сегмента кормиться.

У казахов более масштабный проект – они подготовили проект «Нурлы жол», который, по сути, представляет собой попытку превратить Казахстан в незаменимый транспортный хаб на центральноазиатском направлении будущего экономического Шелкового пути. И речь идет не только о деньгах, потому что даже по самым завышенным оптимистическим прогнозам суммы за транзит не столь уж и судьбоносные. Речь о миллионах, в лучшем случае, о десятках миллионов ежегодно. Для кыргызов и таджиков это деньги, а для казахстанского бюджета не так уж это и важно. Поэтому преследуются цели не только экономические, но и политические.

– Например, какие?

– Превратиться для Китая в незаменимого регионального партнера и извлекать уже из этого положения самые разнообразные материальные и нематериальные дивиденды.

Но с казахами может сыграть злую шутку тот факт, что китайская экономическая модель трансформируется, и даже такие простые вещи, как потребность в сырье либо в первично переработанном сырье уже снижается в Китае и будет еще снижаться.

– А в чем интерес России?

– Россия тоже себя видит в качестве географически незаменимого элемента будущего проекта или инициативы, просто потому, что объехать ее по югу теоретически можно, но Ближний и Средний Восток это Ближний и Средний Восток. И Центральная Азия с ее инфраструктурой, пространствами, политическими рисками, скажем, недостаточно качественный заменитель российской территории.

Много рисков, перегрузок, национальных особенностей, под которыми можно понимать и наличие коррупционной составляющей, и внутренней потенциальной неустойчивости всех политических режимов, которые существуют в Центральной Азии, не говоря уже об Афганистане, Сирии и прочих, которые подвергают существенному риску все красивые инициативы.

Россия же хочет интеграции интеграций. Она рассчитывает на то, что «Один пояс – один путь» это не просто набор разнообразных транспортных проектов, которые в итоге облегчат выход китайским товарам на рынки Западной Европы. В Кремле, видимо, надеются, что это будет геополитический проект для всего континента, в котором возможно полноценное, равноправное участие всех партнеров.

Кроме того, мне показалось, может быть, я ошибся, что Путин позиционирует Россию не только в качестве основного транспортно-логистического пространства для китайских железных дорог, но и как лидера Евразийского Союза, который будет одним из соучредителей нового глобального порядка, в котором будут играть свою роль и Европейский Союз, и ШОС, и АСЕАН.

– Но тот же ЕС весьма критически относится к идее «Один пояс – один путь».

– Европейцы ставят Китай сейчас в достаточно неудобное положение. Та же Financial Times перед форумом в Пекине разразилась статьей уходящего руководителя Европейского Союза Дональда Туска, в которой он привел интересную статистику – оказывается, из шести эшелонов, которые уходят из Китая в Европу, обратно полным уходит только один. Естественно, что с точки зрения экономической целесообразности европейцам это не нравится. Они хотят открытия китайских рынков для своих товаров, а Китай, в свою очередь, проводит собственную политику, которую очень мягко можно назвать протекционистской. Однако если европейцы будут ставить палки в колеса китайскому бизнесу, тогда возникает вопрос о целесообразности инициативы «Один пояс – один путь». Зачем пробивать пути в Европу, если она будет огораживать себя протекционистскими барьерами от китайских товаров?

Но, в любом случае, Россия оказывается в выигрыше, потому что, либо так, либо эдак, либо тем, либо другим, либо всем сразу, но понадобится некая сила, которая будет сажать их за стол переговоров и неформально согласовывать разные точки зрения. Так, что без России не обойтись, так же, как и без Центральной Азии.

– То есть с Россией и странами Центральной Азии нет проблем?

– Тут есть другая тенденция, которую надо учитывать в связи со всей проблематикой инициативы «Один пояс – один путь» – это изменение китайской внешней политики в регионе Центральной Азии.

Как сейчас в Китае готовятся к будущему саммиту Шанхайской организации в Астане? Да почти никак. В китайских СМИ о ШОС пишут мало, и с каждым месяцем все меньше и меньше. Видно, что интерес к многостороннему внешнеполитическому формату у Китая глохнет, и больше делается упор на двусторонний формат.

И, кстати, сама инициатива «Один пояс – один путь» не предполагает многостороннего формата. Я ожидал, что на форуме в Пекине предложат некий многосторонний формат взаимодействия, но ничего такого не услышал. Везде имеется в виду, что Китай будет решать вопросы с партнерами в рамках инициативы на двусторонней основе, то есть с каждым будут договариваться отдельно по каждой теме.

А Россия хотела бы некоего расширения и вовлечения различных институтов, объединений, структур в рамках большого континентального проекта, евразийского диалога. Но Китай не созрел для принятия такого подхода. И поэтому пока предполагается решать проблемы по той же железной дороге «Китай-Кыргызстан-Узбекистан» (ККУ ЖД) с Бишкеком и Ташкентом по отдельности. И это при том, что проект, как предполагается, будет соединять, как минимум, три страны и давать дополнительные транспортные возможности уже за пределами реализации этого проекта всему региону.

Если и дальше сохранится такой подход со стороны Китая, то, скорее всего, в итоге мы будем видеть не слишком высокую результативность реализации проекта «Один пояс – один путь». Да, Китай сейчас богат, он может позволить себе построить дорогу любой сложности, как, например, пробил тоннель через Камчик в Узбекистане в Ферганскую долину. Это сложное с инженерной точки зрения и затратное сооружение с очень слабой экономической мотивированностью, но с большим весом геополитического, геостратегического значения для Ташкента, потому что соединил страны в обход Таджикистана. А на это денег не жалко.

То есть Китай сегодня технологически, финансово может освоить любой проект. Но ведь и в Китае начинают считать деньги. И есть же западные критики, которые напечатали кучу статей в преддверии китайского форума, в которых отмечали, что инвестирование Китая в иностранные проекты постепенно снижается. По итогам 2016 года снижение, по-моему, было на 7%, и по первому кварталу 2017 года тоже наблюдаем сопоставимое снижение. Другими словами, Пекин разбрасывать деньги, исходя из сугубо политических мотиваций, не надеясь эти деньги отбить, не будет.

Таким образом, есть очень большой клубок проблем и противоречий. Китай не хочет усугублять негативное к себе отношение со стороны стран-партнеров. Там понимают, что рост негативного отношения к китайскому бизнесу и гражданам в конечном итоге может больно аукнуться. Поэтому идут разговоры об использовании мягкой силы, о расширении глобальной сети Институтов Конфуция, квот для студентов и так далее. И это совершенно правильно, это здравый, нормальный подход. Другое дело, что отдача от подобного рода подхода может наступить через десять или двадцать лет, а может вообще не наступить. Тут просчитать какие-то объективные параметры того, когда выпускники школ Конфуция переломят осторожное отношение центральноазиатских обществ к китайской пресловутой экспансии – демографической, экономической, трудно.

Вполне возможно, что инициатива председателя Си «Один пояс – один путь», которая была им озвучена в 2013 году, это не только его красивая, яркая фишка для внутреннего потребления и внешней политики. Я думаю, что дело еще и в понимании того, что китайская экономика реально начинает замедляться, и та экономическая модель, которая, как минимум, четверть века очень успешно работала, развивалась, сейчас не способна генерировать успех для китайского общества и китайского бизнеса. Поэтому и трансформация доминирующей в Китае экономической модели, и стремление перейти от экономики производства, ориентированного на внешние рынки, к экономике производства для внутреннего рынка, и инициатива «Один пояс – один путь», которая должна снизить расходы для выхода китайской товарной массы на мировые рынки, – это вынужденные шаги.

Это понимают в Китае, как и тот факт, что нет запаса времени на решение столь сложных задач по реализации этих трансформаций. Конкуренты наступают. Ведь прогнозы, что Индия скоро станет главным экономическим конкурентом для Китая, множатся. В этих условиях необходимо придать новый импульс и внутриэкономическому развитию, и внешнеэкономической экспансии.

Но в то же самое время существуют многочисленные ограничители. Смогут ли китайцы их перепрыгнуть? Это вопрос очень сложный, потому что нет критериев, которые позволили бы объективно об этом судить. Да, с точки зрения обеспечения ресурсом вроде бы должно получиться, но с точки зрения мировых геополитических тенденций есть очень много противоречий, которые играют против китайской инициативы. Начиная с роста конфликтного потенциала в зонах возможного прохождения транспортных лучей экономического Шелкового пути и заканчивая неопределенностью западной, и, в первую очередь, американской политики по отношению к Китаю, по отношению к инициативе «Один пояс – один путь».

Посмотрите, как менялись в течение нескольких месяцев прогнозы о том, как новая американская администрация будет выстраивать свои отношения с Пекином. Вот вам наглядная демонстрация того, насколько неопределенная сложилась ситуация. И кто знает, что там дальше будет? Кто победит? Производственники или Уолл-стрит в борьбе за новый взгляд на Китай? Конкуренция с Китаем или партнерство, либо ограниченное партнерство, либо победит точка зрения силовиков? Мы имеем слишком много неопределенностей, которые затрудняют возможности анализа.

– Есть еще такое мнение, что инициатива «Один пояс – один путь» представляет собой конкуренцию для ЕАЭС. Так ли это?

– Есть такая точка зрения, но есть и противоположная. Путин, по-моему, на пресс-конференции сказал, что не видит в инициативе никакой конкуренции. Россия, как мне кажется, не слишком беспокоится по поводу того, что Китай поглотит ЕАЭС.

Хотя, я думаю, что в Кремле достаточно объективно оценивают ситуацию, там видят, насколько мощно Китай вошел в Центральную Азию в экономическом и финансовом смыслах, как он всех подсадил на кредитную иглу. Однако абсолютизировать эту зависимость тоже не стоит.

– Почему? Ведь именно этой зависимостью довольно часто пугают некоторые эксперты.

– А как реализовывать эту зависимость? Например, в Бишкеке преступники взорвали бомбу около китайского посольства, Китай в ответ создал проблемы с выдачей виз для кыргызских бизнесменов и дальнобойщиков. Но, я думаю, что официальная власть даже такой экономически ограниченной страны, как Кыргызстан, с этим справится. А что еще может быть? Отложат еще раз строительство железной дороги «Китай-Кыргызстан-Узбекистан»? А что это изменит, если они ее уже двадцать лет пытаются построить?

Люди живут совершенно иными проблемами, у них другие трудности. Дадут китайцы денег – хорошо, не дадут – плохо, но с этим можно жить и живут. Что китайцы поглотят в Кыргызстане или Таджикистане? Душанбе сегодня это протекторат китайский в экономическом смысле, а в военно-политическом – российский. И что это меняет в рамках формата, если говорить о ЕАЭС? Не примут Таджикистан в ЕАЭС? И слава богу. Я считаю, что в рамках этой структуры не нужна еще одна проблемная страна.

Поглотит Китай Россию? Если такое случится, то при следующем поколении или через два поколения. Но зачем это Пекину?

Или посмотрите на то, как менялся ксенофобский дискурс в Казахстане или Кыргызстане: двадцать лет назад все говорили о чуть ли не прямом военном захвате Китаем, десять лет назад говорили о том, что китайцы переженятся на казашках и кыргызсках и захватят страну изнутри, а сейчас говорят об экономическом захвате. То есть идет постепенное снижение уровня восприятия Китая как угрозы.

Кроме того, Китай уже сейчас имеет в регионе все, что хотел. Правительства стран – не прокитайские, но чутко учитывающие китайские интересы, и тут каких-то проблем Пекину конкуренты Китая в обозримой перспективе создать не смогут. Мягкая зависимость через кредитную иглу – это максимум, чего Китай добивался, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Полностью брать на себя ответственность за все, что происходит в Кыргызстане, Казахстане, Узбекистане, Китаю не нужно. Его устраивает тот уровень зависимости, который сложился в настоящее время.

Кстати, в начале января 2017 года Госсовет КНР опубликовал «белую книгу», посвященную политике Китая в области сотрудничества по обеспечению безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В ней на первое место поставлено партнерство со Штатами, на второе – партнерство с Россией, потом уже идут все остальные, и на предпоследнем месте – ШОС. Это отражение того, как в реальности китайские внешнеполитические приоритеты учитывают интересы Центральной Азии или ЕАЭС.

И если вы помните, то ЕАЭС изначально китайцами рассматривался как союз, который создается, в том числе, для того, чтобы затруднить прохождение китайских товарных потоков на пространстве бывшего Советского Союза. Но через время отношение со стороны Китая к ЕАЭС изменилось. Ведь в итоге получилось хорошо, когда вместо пяти границ появилась одна, и вместо пяти чиновников, которых надо было подкупать, остался один. И при этом появилась возможность создания каналов для выхода китайской товарной продукции на рынок ЕАЭС по самым оптимальным, рентабельным моделям.

Таким образом, повторюсь, Китай имеет в нашем регионе все, что хотел. С одной стороны, это более или менее успешный контроль над потенциально опасными сепаратистскими или исламистскими, как угодно можно трактовать, силами зла. С другой – серьезную экономическую и финансовую зависимость политических элит и национальных экономик от Китая.

Но в Москве по этому поводу не очень сильно беспокоятся, потому что не видят со стороны Китая серьезного потенциала, который поставит под вопрос основные зоны доминирования России. Китай занимает свою нишу. Пекин понимает, что обеспечил себе в лице и России и стран ЦА стратегический тыл, более или менее устойчивый, и получил доступ к ресурсам.

Никаких резких движений, которые могли бы создать угрозу либо трактоваться, как угроза, никто от Поднебесной не ждет. Видимо поэтому можно было на рояле двумя пальцами поиграть, особенно не напрягаясь (Владимир Путин на форуме в Пекине в очередной раз продемонстрировал свои весьма скромные навыки игры на рояле – авт.).

– Спасибо за интервью.