Во второй половине ноября пресс-секретарь Министерства иностранных дел России Мария Захарова выступила с заявлением, в котором выразила обеспокоенность ростом активности запрещенной в РФ организации «Исламское государство» на севере Афганистана и усилением террористической угрозы в граничащих с государствами Центральной Азии районах страны.
К несчастью, несмотря на отсутствие полностью достоверной информации о ситуации в северных провинциях Афганистана (поступающие оттуда сведения отражают не столько реальное положение дел, сколько позицию сторон, занимающихся их распространением), существуют все основания предполагать, что беспокойство российского внешнеполитического ведомства оправдано.
Не так давно была обнародована информация о наличии устойчивого канала переброски боевиков «афганского ИГ» (под этим наименованием понимается провозглашенный в начале 2015 года «Хорасан-ИГ») через уезд Аргандаб провинции Заболь, далее через уезд Мусса-Кала провинции Гильменд в провинцию Гор, далее в граничащие с Туркменистаном провинции Герат, Бадгис, Фарьяб и Джаузджан. Так же известен маршрут через уезды Ачин и Шинвар провинции Нангархар и через провинции Кунар и Нуристан в приграничную с Таджикистаном провинцию Бадахшан.
В уездах Наво и Гелан провинции Газни, судя по имеющимся сведениям (на конец 2016 года), функционирует созданный «афганским ИГ» перевалочный центр для отправки боевиков данной группировки через уезд Джахури в северные провинции Афганистана. Появление боевиков «афганского ИГ» собеседниками отмечается также в провинциях Балх, Сари-Пуль и Кундузе.
Разумеется, перепроверить данную информацию не представляется возможным, но, несмотря на то, что она исходила от лиц, так или иначе, симпатизирующих одной из военно-политических сил внутри Афганистана, нельзя сомневаться в том, что она отражает (и, как представляется, с высокой степенью достоверности) реальные факты.
Печальным подтверждением активизация «афганского ИГ» стали резонансные террористические акты, сообщения о которых поступали на протяжении всего 2017 года (к сожалению, данная тенденция роста террористической активности, скорее всего, сохранится и в декабре, и ожидать, что каких-либо благоприятных перемен в конце уходящего года, по всей видимости, не стоит).
Какая помощь нужна Афганистану
На протяжении последнего времени, начиная приблизительно с осени 2016 года, автор этой статьи в ходе личных контактов с афганцами неоднократно получал информацию о переброске военно-транспортной авиацией США из Сирии и Ирака в Пакистан, а затем вертолетами без опознавательных знаков с промежуточными посадками на территориях, неподконтрольных афганским силам безопасности, на север Афганистана боевиков из числа граждан среднеазиатских республик. Собеседники их причисляли к сторонникам ИГ.
Подобные сведения вновь поднимают вопрос (неоднократно ставившийся российским внешнеполитическим ведомством) о характере иностранного вмешательства в афганскую ситуацию.
Очевидно, что Афганистан нуждается в международной помощи. Без нее афганское государство попросту не сможет выжить. В качестве иллюстрации можно привести тот факт, что в проекте бюджета Афганистана на 2018 финансовый год, который был обнародован в начале сентября, предусматривается, что примерно половина государственного бюджета (составляюшего менее $5,2 млрд. долларов) будет сформирована за счет финансовой помощи иностранных партнеров Кабула. Однако нужно, чтобы цели государств, оказывающих военную и экономическую поддержку Афганистану, были ясно обозначены, а их деятельность носила (насколько это допускается соображениями безопасности) как можно более прозрачный характер.
С 14 по 17 ноября Ашхабаде проходила 7-ая конференция регионального экономического сотрудничества с Афганистаном, призванная объединить усилия государств-соседей по налаживанию мирной жизни в этой многострадальной стране. Аналогичные проблемы находились в центре внимания и на прошедшей в Самарканде международной конференции «Центральная Азия: одно прошлое и общее будущее, сотрудничество ради устойчивого развития и взаимного процветания», на которой свое видение пути нормализации ситуации в Афганистане изложил президент Республики Узбекистан Шавкат Мирзиёев.
Однако, несмотря на международную помощь и стремление наметить международную программу действий по урегулированию внутриафганского конфликта и социально-экономическому развитию страны, ситуация в Афганистане не становится лучше. По данным американских военных, на конец 2016 года правительственные войска контролировали 258 уездов, оппозиционные вооруженные формирования – 33, в 116 шли постоянные боестолкновения.
При этом в прошлом году в Афганистане погибло около 10 тысяч афганских военнослужащих и более 11 тысяч гражданских лиц. В начале февраля 2017 года, руководство Специального генерального инспектора по восстановлению Афганистана (SIGAR) заявило, что число жертв среди афганских военнослужащих в 2016 году возросло на 35% по сравнению с 2015 годом.
Похоже, эта тенденция сохраняется и в текущем году: Афганистан остается главной болевой точкой региона. Соответственно, вооруженный конфликт в Афганистане продолжает оказывать негативное воздействие на положение дел в других странах. Причем по мере роста активизации боевиков, действующих в северных провинциях, данное влияние приобретает все более опасный характер.
В чем риски для стран региона
В прессе всё чаще звучит информация о том, что ряды игиловцев активно пополняются афганскими туркменами и узбеками, проживающими в приграничных со странами Средней Азии районах. Насколько можно доверять этим сведениям, отдельный вопрос. По крайней мере, туркменский чиновник, с которым автору данной статьи удалось пообщаться на эту тему, вышеизложенную информацию подтверждает лишь частично.
Он соглашается с мнением ряда российских экспертов, которые говорят, что часть организованных преступных группировок в туркменском приграничье действуют от имени ИГ «на условиях франшизы». По его оценке, туркменские спецслужбы хорошо владеют оперативной ситуацией в афганском приграничье, в местах проживания этнических туркмен. Собеседник делает акцент на криминальную составляющую ситуации на афгано-туркменской границе, являющуюся реально тяжелой, и продолжающую оставаться «головной болью» для Ашхабада.
Тем не менее, всё чаще звучащую информацию об активности боевиков ИГ на севере Афганистана, не стоит игнорировать. Согласно данным, недавно опубликованным американским аналитическим центром Soufan Group, на стороне ИГ в Сирии и Ираке воевали, как минимум, 4,2 тысячи выходцев из стран Центральной Азии. Эта цифра является ориентировочной, она появилась из анализа открытых источников информации. Если верить принятому алгоритму подсчета (1/3 боевиков погибает, 1/3 никогда не вернется на родину), то домой, в страны Средней Азии и Казахстан, должны вернуться, как минимум 1,4 тысяч приобретших боевой опыт «сограждан».
Север Афганистана, где проживают этнические узбеки, туркмены, таджики, является одним из естественных мест перемещения из Сирии и Ирака тех боевиков из постсоветских стран, которые не рискнут в ближайшее время вернуться на родину. Косвенным тому подтверждением является недавнее заявление главы МИД Афганистана Саллахуддина Раббани, согласно которому более 25% террористов, кошмарящих его страну, являются иностранными гражданами.
В России, государствах Средней Азии и в частности в Казахстане видят опасность в том, что по мере поражения в Ираке и Сирии, Афганистан продолжит быть территорией для перегруппировки боевиков ИГ. Эта угроза усиливается пониманием того, что Афганистан является важной частью теневой мировой экономики, в связи с чем в нем переплетены интересы не только конкретных государств, но и трансгосударственных преступных синдикатов.
Это обстоятельство осложняется традиционной слабостью центральной власти в Афганистане: местные руководители опираются на собственные вооруженные формирования, обеспечивающие их безопасность, и которые зачастую осуществляют свою деятельность вне каких-либо правовых рамок. Попытки выстроить управленческую вертикаль власти в стране сталкиваются с неизбежностью учитывать политический и силовой вес различных афганских этнических и религиозных лидеров, пытаться договориться о так называемых представительских квотах, особенно при назначении губернаторов, что редко когда удавалось.
ИДТА: персоны и отношения
Остается дискуссионным вопрос о возможности сотрудничества внешних интересантов с одними исламистами против других. Например, запрещенное в РФ (внесено в Единый федеральный список организаций, признанных террористическими, решением ВС РФ от 14 февраля 2003 года) Исламское Движение Талибов Афганистана (ИДТА), с одной стороны, является конкурентом ИГ в Афганистане. Одно из основных противоречий между ними в том, что сторонники «Талибан» придерживаются ханафитского масхаба, а называющие себя «игиловцами», заявляют о себе, как о салафитах.
Однако, с другой стороны, поступающая информация указывает на наличие периодического взаимодействия вооруженных формирований, причисляемых внешними наблюдателями к «Талибан», с боевыми ячейками «афганского ИГ». Подобные случаи фиксировались в течение прошлого и текущего года в ходе боевых действий против правительственных вооруженных сил в провинциях Кандагар, Гильменд, Заболь, Нангархар и Кабул.
Эксперты указывают, что изначально «афганский ИГИЛ» состоял из пуштун родом из местности Урукзай на границе с Пакистаном. Их «центральный офис» находился в уезде Ачин провинции Нангархар. Однако на вопрос о том, каким образом это взаимодействие между «афганским ИГ» и «Талибан» осуществляется после ликвидации в 2016 году Хафиз Саид Хана, главаря ИГ в Афганистане, и в апреле текущего года сменившего его на этом посту Абдул Хасиба, никто из опрошенных экспертов не смог дать конкретного ответа.
Эксперт из Таджикистана, с которым мне удалось побеседовать, указывает на то, что по мере выдавливания ИГ из Сирии и Ирака доля арабов, таджиков, узбеков и уйгур в составе «афганского ИГ» быстро увеличивается. И по мере развития данной тенденции, противоречия между ИГ и ИДТА в Афганистане будут только возрастать, так как основной вопрос будет заключаться в конкуренции за источники финансирования, одним из которых в Афганистане традиционно является производство наркотиков. Борьба за контроль над производством и каналами экспорта героина неминуемо ведёт к росту напряженности по всему периметру афганской границы. То есть мнение эксперта из Таджикистана в чём-то перекликается с оценками упомянутого выше туркменского чиновника.
Таким образом, получается (по крайней мере, на теоретическом уровне), что ИДТА и ИГ больше враги друг другу, чем долгосрочные партнеры, и это позволяет использовать одних против других. И надо сказать, что в последние годы контакты с представителями ИДТА не являлись ни для кого секретом: посредники в урегулировании афганского кризиса контактировали с «Талибан» в Катаре, Китае, Норвегии, Пакистане, Турции, Франции, Японии и других географических координатах.
Несмотря на насилие в Афганистане в отношении шиитского населения, Иран также контактирует с некоторыми высокопоставленными полевыми командирами ИДТА. По всей видимости, в Тегеране считают, что продвижение ИГ в Афганистане является реальной угрозой, её нельзя недооценивать, и в противодействии которой все методы хороши.
Осенью прошлого года в Катаре прошли переговоры представителей движения «Талибан» и правительства Афганистана. Главной их темой стал процесс мирного урегулирования, но стороны не смогли договориться ни по одному пункту повестки дня, что было не в первый раз. По всей видимости, безрезультативность этих переговоров легла в основу решения о закрытии офиса «Талибан» в Катаре и переносе его в другую страну. На этом фоне странно выглядят истерические попытки обвинить Россию в наличии контактов с представителями того или иного крыла ИДТА, а также представителями иных ключевых военно-политических формирований в Афганистане.
Но как бы там ни было, нынешние власти в Кабуле не прекращают предостерегать от сотрудничества с «Талибан» против других исламистов. В частности, советник президента Афганистана Ханиф Атмар, в ходе визита в Москву в марте текущего года заявлял, что «ИДТА и ИГИЛ – по сути одно и то же, у них одни истоки, одни и те же интересы и идеология».
Власти Кабула, по-своему, правы: в свое время лидер ИДТА был гостеприимным хозяином для лидера «Аль-Каиды». Почему бы и в нынешнее время не продолжить традиции восточного гостеприимства? Тем более что, несмотря на этнические противоречия и разночтения в рамках ислама, и гости, и хозяева в целом сходились в понимании устройства «будущего халифата».
Однако при анализе военно-политической обстановки в Афганистане представляется необходимым учитывать то обстоятельство, что пока преждевременно говорить о наличии четкой структуры «афганского ИГ», как, впрочем, и об устойчивости внутренней структуры ИДТА в его нынешнем состоянии. Надо сказать, что «Талибан» и во времена М.Омара не был монолитным движением. А после его гибели, внутреннее соперничество фактически разрушило ранее существовавшую, более-менее, понятную структуру ИДТА.
Напомним, что движение «Талибан» было создано в 1992 году при непосредственном участии Объединенного разведывательного управления министерства обороны Пакистана и представляло собой объединение различных по численности вооруженных отрядов, сформированных на религиозной или этнической основе, преимущественно из пуштунских племён. С 1996 по 2001 года ИДТА было у власти в Афганистане, при этом именно как власть ИДТА себя скомпрометировало и показало полную неспособность управлять государством.
Тем не менее, в результате военной операции США власть «Талибан» хоть и завершилась, но движение продолжало оставаться сильным и имело достаточно чёткую внутреннюю структуру. В частности, ведущим органом организации продолжал являться Высший Совет ИДТА, который включал в себя 20 наиболее авторитетных лиц организации, и, что немаловажно, представителей союзных экстремистских группировок. В Высший Совет ИДТА входил лидер Исламской партии Афганистана (ИПА, основанная в 1976 году, она также внесена в Единый федеральный список организаций, признанных террористическими Верховным Судом РФ) Гульбеддин Хекматьяр.
Хекматьяр после прихода к власти в 2001 году переходного правительства Карзая не получил в нём никакого госпоста. Он не признал легитимным новое правительство, заявил о своем несогласии с американским военным присутствием в стране и о намерении вести борьбу против них. Ему удалось объединить силы своей организации с другими оппозиционными вооруженными формированиями, вступить в союз с ИДТА и «Аль-Каидой» и договориться с ними о совместных действиях.
Лидер ИПА традиционно пользовался финансовой поддержкой всемусульманской ассоциации экстремистских группировок «Братья-мусульмане», а также покровительством Объединенного разведывательного управления МО Пакистана. Известны случаи контактов руководства ИПА с представителями Корпуса стражей исламской революции (КСИР) Ирана. Высший Совет ИДТА в полном составе заседал регулярно, в среднем три раза в год. Нельзя сказать, что в этом органе существовало единодушие, однако долгое время Движение имело четкую структуру.
Непосредственно лидеру ИДТА М.Омару подчинялись полевые командиры (командующие), ведущие боевые действия в семи зонах («Центр», «Север», «Северо-Восток», «Восток», «Запад», «Великая Пактия», «Великий Кандагар»), на которые условно была разбита территория Афганистана. Они были наделены правом самостоятельно планировать и проводить боевые операции, а также формировать состав «альтернативных» органов власти на местах. В каждой из 34 провинций были созданы Провинциальные Советы, фактически теневые региональные правительства, которые подчинялись Высшему Совету ИДТА. До гибели муллы Мохаммад Омара в Афганистане помимо губернатора, назначенного президентом страны, существовал еще и неформальный губернатор, назначенный лидером «Талибан» и, как правило, имевший большие возможности.
Кроме того, Высшим Советом были созданы шесть Комитетов (военный, экономический, материально-технического обеспечения, пропаганды и информации, по политическим вопросам и комитет по религиозным вопросам), которые решали все текущие задачи ИДТА.
С гибелью лидера Муллы Омара в апреле 2013 года относительное единство ИДТА закончилось. В течение двух лет «Талибан» не могло утвердить нового лидера. Приемником Омара на какое-то время, с июля 2015 года, стал его заместитель Ахтар Мохаммад Мансур. Назначение Мансура раскололо ИДТА – его противником стал мулла Мохаммад Расул. Кроме того, новый лидер «Талибан» враждовал с влиятельным полевым командиром Абдул Каюм Закиром. В конце 2015 года в Пакистане во время встречи полевых командиров, призванной устранить существующие противоречия, произошла перестрелка, в ходе которой Ахтар Мохаммад Мансур получил серьёзные ранения. В мае 2016 года он был ликвидирован в результате атаки американского беспилотника.
Новым лидером ИДТА стал Хайбатулла Ахунд, назначение которого не было признано рядом влиятельных полевых командиров. Несмотря на то, что заместителями нового лидера были назначены Сироджиддин Хаккани и сын Омара мавлави Якуб, нельзя сказать, что новый лидер «Талибан» является выразителем интересов всех вооруженных формирований, причисляющих себя к ИДТА. Это значит, что часть из них не откажется от одного из основополагающих требований – вывода иностранных войск с территории Афганистана, как обязательного условия для начала переговоров. Кроме того продолжит настаивать на изменении Конституции, признании ИДТА в качестве части легальной афганской политической системы, исключении руководителей движения из «черного списка» ООН, освобождении их сторонников из тюрем, открытии на территории Афганистана легальных офисов-филиалов движения.
При этом сегодня одно из боевых крыльев ИДТА во главе с мавлави Иброхими Садром ведёт активные боевые действия на юго-западе Афганистана. Другое крыло, под руководством муллы Мохаммад Расула – в провинциях Гельменд, Кандагар, Урузган и Заболь. На востоке и в центральных провинциях свою деятельность продолжает сеть Сироджиддина Хаккани, который, хотя и является военным заместителем Хайбатуллы Ахунда, считается самостоятельным игроком, напрямую тесно связанным с Объединенным разведывательным управлением министерства обороны Пакистана.
Альтернативы и надежды на будущее
Сегодня сложно понять, через кого конкретно следует вести переговоры с ИДТА, что вносит сумятицу, создает предпосылки для того, чтобы делить «Талибан» на «хороших» и «плохих» талибов, пытаться определить какая из фракций является «главной». Тем не менее, начало мирного процесса с участием правительства Афганистана и представителей ИДТА, вне зависимости от того, какое крыло будут представлять переговорщики, по всей видимости, станет единственной альтернативой продолжающейся войне и единственным способом положить ей конец. По крайней мере, отказ лидера ИПА Гульбеддина Хекматьяра от вооруженной борьбы с правительством вселяет некие надежды, однако не решает главную проблему для постсоветских стран ЦА.
При этом для государств Средней Азии и Казахстана реальную угрозу продолжают представлять не само движение «Талибан», а примыкающие к ним, либо к «афганскому ИГ» такие террористические организации, как «Таблиги Джамаат», «Салафия», «Хизбут ут-Тахрир», «Исламское движение Туркестана», «Исламское движение Восточного Туркестана» и другие. В их рядах состоит достаточное количество выходцев из среднеазиатских стран, Казахстана и России. Они постоянно «мигрируют» из одних бандформирований в другие, а потому идентифицировать их принадлежность далеко не всегда представляется возможным. При этом «бесхозными» они каждый раз остаются ненадолго.
На VI Московской конференции по международной безопасности (проходила 26-27 апреля 2017 года, автор был её участником) были приведены данные, согласно которым в провинциях Фарьяб, Сари-Пуль, Саманган, Тахор, Кундуз, Бадахшан появляются новые тренировочные центры подготовки террористов из числа выходцев из постсоветских стран, включая женщин.
За действиями исламистских террористов, как правило, стоят целые альянсы, состоящие из спецслужб, частных военных и разведывательных компаний, а также политических деятелей. Поэтому попытки начать мирные переговоры между афганцами встречают ожесточенное сопротивление. Очередным трагическим доказательством этого стал относительно недавний теракт, осуществленный смертником рядом с местом встречи представителей ИПА и правительства.
Вследствие этого перспективы мирного урегулирования афганского конфликта пока видятся отдаленными и неопределенными. А это значит, что следует ожидать дальнейшей эскалации вооруженного противостояния на Севере Афганистана и, соответственно, увеличения количества проникающих в среднеазиатские государства исламистских боевиков, в том числе управляемых из международных исламистских центров.
В наши дни все чаще звучат предупреждения о том, что Казахстан, Узбекистан и Туркменистан должны стать территорией, которая может в наибольшей степени пострадать от действия террористических структур. Почему именно эти государства подвергаются сегодня наибольшей террористической опасности? По всей видимости, из-за наличия у них значимых энергетических ресурсов.
Сложно понять, кем реально управляются эти центры, координирующие и поддерживающие террористическую активность, – конкретными государствами или же заинтересованными группировками внутри транснациональных корпораций и национальных спецслужб тех или иных государств. И на этом фоне стремление укрепить режим охраны границы с Афганистаном видится логичным, несмотря на то, что даже в этом вопросе пока не удается наладить достаточный уровень межгосударственного взаимодействия между партнерами по постсоветскому пространству. В этой связи остается, несмотря на всю неопределенность нынешней ситуации, пока только лишь констатировать: ещё долго покой всем будет только сниться.
Читайте также Афганские риски для Центральной Азии.
