Про добрых царей и “успехе” модернизаций

Любые попытки модернизации в авторитарных странах обречены на неудачу из-за отсутствия реальной конкуренции, которая рождается только в условиях свободного общества. Добиться устойчивого экономического развития и лидерства в инновациях удалось только демократиям. Таков урок второй половины ХХ века, по мнению политолога Екатерины Шульман.

Российский политолог Екатерина Шульман в рамках проекта InLiberty развенчала распространенный и часто навязываемый провластной пропагандой миф о государстве, как единственном носителе разумного, доброго и вечного, и народе, как темной массе, от которой постоянно исходит опасность. Ее аргументация и примеры наглядно объясняют, почему реформаторские проекты правителей постсоветского пространства, как правило, оказываются несостоятельными.

Ниже мы предлагаем читателям основные тезисы выступления политолога Екатерины Шульман в качестве темы для размышления.

Мы часто слышим, что от государства исходят порядок, просвещение и прогресс. Народ является темной массой, которая, с одной стороны, получатель этого просвещения, а с другой стороны — источник постоянной опасности, который государство должно держать в рамках. Если немного дать слабину, то начинается безобразие. Этот клубок представлений можно разделить на два основных направления.

Первое* – это представление о благе, исходящем от государства.

В наше время это направление представлено в основном авторитарной модернизацией — реформами, проводимыми сверху.То есть имеется хаотичная масса бытия и есть реформатор, наделенный властью, который приходит и прорубает топором окно в порядок, строит дороги, проводит электричество. Как принято говорить, он причиняет добро. Чтобы он мог успешно осуществлять функции культурного героя, ему нужно не мешать, не связывать системой сдержек и противовесов. Тогда он максимально успешно нанесет свое «благо с топором».

Эти представления распространены и в наши дни. Если мы мечтаем о радикальных реформах, то осознаём, что дела идут не очень хорошо. Одновременно мы хотим, чтобы преобразования кто-то осуществил без нашего участия, а за это мы готовы делегировать ему свои права и свободы.

Этот стереотип живет благодаря историческим примерам. Его основа уходит корнями в эпоху просвещенного абсолютизма. Этот период воспринимался многими современниками и особенно потомками как золотой век. Век условного Людовика XIV— победителя Фронды, спасшего Францию от развала. Все всегда спасают свою страну от развала. Пришел просвещенный монарх и всех победил. Он же и просветитель, он же и «король-солнце», покровитель искусств и наук. На него пытались ориентироваться и другие европейские монархи. Во времена просвещенного абсолютизма концентрация власти давала возможность странам, в которых она осуществлялась, сделать очень большой шаг вперед.

Вторая волна популярности идеи авторитарной модернизации пришлась на ХХ век. Тоталитарные проекты того времени были модернизационными и прогрессистскими, хотя сейчас они и рассматриваются как торжество мракобесия и людоедства. Все они поклонялись индустрии, промышленности, науке (в той степени, в какой они ее понимали и в какой степени она отвечала их интересам). Все они выступали за быстрый прогресс, ради которого мы сейчас должны принести некоторые жертвы, ограничить свои свободы, избавиться от тех, кто нам мешает: лишних классов, лишних наций, больных, ущербных, неправильных людей.

Тоталитарные проекты наследовали футуристическим и авангардистским движениям в искусстве. Именно поэтому идеи крайней левизны или крайней правизны в своем государственническом исполнении завлекали души многих культурных, образованных и талантливых людей: все хотят попасть в будущее, особенно если оно светлое. Это был второй сеанс государственнического прогрессизма.

Казалось бы, тоталитарные проекты должны были дискредитировать идею о том, что не связанное демократическими сдержками и противовесами государство приведет к прекрасному будущему. Но нет. Идея авторитарной модернизации пережила страшные опыты ХХ века и в последующие годы нашла себе многочисленных адептов.

В качестве удачных примеров такой модернизации часто называют Чили при Пиночете и Сингапур при Ли Куан Ю. Первый был кумиром реформаторов 90-х годов, но его методы были слишком уж радикальными, и слава его быстро угасла. Второй пример — Сингапур. Он чуть менее радикален. В этой стране была выстроена система, которая и сейчас сохраняет авторитарные черты. Там есть многопартийные выборы, но на самом деле несколько десятков лет одна партия получает подавляющее большинство в парламенте. Сингапур также унаследовал от викторианской Англии чрезвычайно жестокое уголовное законодательство.

Проблема с авторитарной модернизацией двоякая. Первая — трудности с перенесением этого опыта на другие страны. На одного Ли Куан Ю приходится несколько десятков Мобуту. Мобуту — это африканский диктатор. Все хотят быть диктаторами, но никто не хочет проводить реформы. Тем более мало кому удается проводить успешные реформы. Ведь отказываясь от своих прав и свобод, отдавая их в руки «великому реформатору», мы сильно рискуем. Может быть, он окажется отцом великого экономического чуда, но чаще всего он становится диктатором, наживающимся на населении. Потому что гораздо проще, обладая всей полнотой власти, морочить людям голову, рассказывая о том, что дела не так плохи, как кажется, или что страна окружена врагами, чем идти по тернистому пути реформ.

Вторая проблема более глобальна. Модернизационные проекты XX века имели дело со специфической волной индустриализации. Тогда речь шла о создании больших промышленных комплексов и о возникновении массовых обществ, то есть городов и социумов, концентрирующихся вокруг этих производств. Такого рода скачок действительно можно совершить насильственными методами. И в этом соревновании авторитарное или тоталитарное государство во многом проявляет себя успешно.

Мы помним, что в течение первых и многих последующих пятилеток Советский Союз по темпам роста опережал развитые страны Запада. Потом начинается отставание, а затем торможение. Авторитарная или тоталитарная модернизация натыкается на свои ограничители. Они очевидны — это отсутствие конкуренции, которая порождается только свободой. Даже в предыдущую промышленную революцию успехи авторитарной модернизации были ограничены во времени, а потом они и вовсе сходят на нет. Необходим переход на следующий этап, а его смогли совершить только демократии.

Таков урок второй половины ХХ века. Устойчивое экономическое развитие и прогресс, рост уровня жизни — все это удалось только демократиям. Успешных авторитарных проектов не получилось. Авторитарные модернизационные проекты, которые были более или менее успешны, начинали требовать демократизации. Если они ее получали, то развитие шло дальше. Если нет, то эти быстрые успехи увязали в историческом песке, как это было у Аргентины и Чили.

В XXI веке следующим скачком, который совершит мир, станет четвертая промышленная революция. Речь идет о переходе к постиндустриальному обществу и иным способам производства. Роботизация и «экономика посттруда» — переход на эту стадию и успех на ней невозможны авторитарными методами. Основа нового общества — это кооперация, горизонтальные сети, взаимосвязанность, инициатива граждан, конкуренция и, соответственно, свобода. Тут государства как таковые могут сделать не очень много — только обеспечить условия. Поэтому так опасно поддаваться соблазну авторитарной модернизации. Сейчас дело даже не в том, что это безнравственно, плохо и унижает людей, — она просто не работает.

Полностью лекцию Екатерины Шульман на эту тему можно посмотреть ниже или на Youtube.