В России нет предпосылок для смены режима – ни экономических, ни социальных, ни политических. К такому выводу пришли участники дискуссии «Системный кризис в России: мифы и реальность», прошедшей в рамках III Форума свободной России.
В форуме, который традиционно проходил в Вильнюсе, принимали участие самые разные эксперты и активисты. Дискуссий было много, но мы решили дать отчет с самой, на наш взгляд, познавательной с точки зрения понимания ситуации в России и на постсоветском пространстве.
Обсуждая системный кризис в России, его мифы и реальность, эксперты говорили об экономической ситуации и общественных настроениях, о возможном расколе элит и запасе прочности существующего режима. Мнения высказывались самые разные.
Режиму бояться пока нечего
Политолог и публицист Владислав Иноземцев уверен, что не может быть общественных настроений там, где нет нормального общества. «Я все-таки воспринимаю российский социум как некую массу, которая крайне плохо рефлексирует, находится в плену огромного количества догм и мифов, абсолютно неадекватно воспринимает действительность», – сказал он, уточнив, что с его точки зрения «крымская эйфория еще не закончилась».
Иноземцев также отметил, что общий экономический кризис не проявился ни социальными потрясениями, ни серьезными политическими сложностями для режима. И он подозревает, что и не проявится в ближайшее время. «Если мы посмотрим на историю России 1990 года, когда ситуация экономическая в стране была на порядок хуже, чем сегодня, основные протесты не были ответом на экономические вызовы, как и протесты 2011-2012 годов и выступления 26 марта 2017 года. Поэтому надеяться на то, что экономический кризис приведет к изменениям режима или его падению, я бы не стал».
Точка бифуркации в этой системе, по его мнению, находится сзади, а не впереди. “Она была в 2011-2012 годах. Тогда мы видели некий момент привыкания системы к авторитаризму, потом были период ослабления гаек при Медведеве и новый период закручивания при Путине. Общество, ощутив этот переход, попыталось выразить свое недовольство, но в очень локальных формах. И переход к нынешнему зрелому авторитаризму случился, идет привыкание к этой системе, и на сегодняшний день я, честно говоря, не вижу никаких точек пертурбаций, которые могли бы в ближайшее время подорвать основы режима, если он сам не предпримет каких-то серьезных действий, или не произойдут какие-то непредвиденные события во внешней среде».
Выборы президента в 2018 году тоже ничего не изменят, уверен политолог. «Замысел режима, который был разработан еще, как мы понимаем, во времена рокировки, заключался в том, что Владимир Владимирович возвращается на два срока. Поэтому в 2018 году пройдет банальное, абсолютно техническое продление полномочий Путина. А новые развилки могут возникнуть после окончания этого срока, то есть в 2024 году. Тогда возможно появление предпосылок для каких-то серьезных изменений, непредсказуемых событий».
«Я думаю, что в элитах существует большая степень напряжения. Есть отдельные группировки, личности, которые по ряду причин ненавидят друг друга, имеют разные интересы, совершенно по-разному видят себя и других в будущем развитии страны. Но, опять-таки, она может проявиться и выйти наружу только в случае, когда первое лицо каким-то образом устранится. То есть система власти в России выстроена так, что практически вся нынешняя элита является назначенцами г-на Путина. Пока он находится у власти, я не предполагаю возможности серьезного конфликта в элите, который бы угрожал режиму, а вот после его ухода в элите вполне возможна война всех против всех», – такой видит ситуацию в российской элите политолог.
Что касается доверия и консенсуса масс по отношению к первому лицу, то сегодня, считает Вячеслав Иноземцев, их степень весьма высока. «Коррупция есть, но она не является тем раздражителем, который может перевернуть систему. Она проникла очень глубоко и внутрь общества. И как бы мы ни ненавидели наших олигархов и чиновников, но те или иные формы коррупционного проявления присущи и значительному большинству членов общества. И это самый фундаментальный, скрепляющий элемент путинской системы. Коррупция дает возможность процветать не только верхним уровням элиты, но и жить значительной части российского общества».
По его словам , осуждение режима Путина, войны в Украине, аннексии Крыма еще не дает повода впадать в иллюзию относительно возможности быстрых перемен: «В стране на сегодняшний день не существует нормальной политики. Я считаю, что оппозиция тоже фактически отсутствует. А то, что мы наблюдаем, это, скорее, очень мощное диссидентское движение. Оно может подтачивать режим, но не станет движущей силой перемен. То есть, когда в 2024 году система чисто юридически войдет в противоречие сама с собой, потому что нужно будет что-то менять: либо идти Путину на пятый срок, либо провозглашать царя, либо менять режим на парламентскую систему, либо еще что-то, тогда появится шанс что-то изменить. Но при условии, что к этому времени обществу будет предложен образ будущего и лидер, который поведет за собой».
«Нужно понимать, что общество сегодня объективно не созрело, запроса от него на фундаментальные изменения я не вижу. В нем нет понимания того, что страна дошла до того состояния, из которого нужно выходить радикальным способом. Это понимание было в какой-то мере в 80-е годы, и то оно было серьезно спровоцировано сверху, когда появились новые лидеры, идеи, началось переосмысление истории и перспектив. Сегодня пока ничего подобного не происходит», – отметил Вячеслав Иноземцев.
Поэтому политолог настроен скептически: «Ближайшие несколько лет будут устойчивыми, население все больше привыкает к тоталитарной системе. Она достаточно гибкая с точки зрения системы управления, воздействия на общество, а тот раскол, что существует на оппозиционном крае, показывает, что власти пока бояться нечего, кроме разве что собственных безумных идей и шагов – будь-то очередная агрессия против какой-то соседней страны или очередная «выдающаяся» программа типа сноса домов в Москве».
Между «бункером» и «февралем»
Социолог Игорь Эйдман в рамках этой дискуссии рассмотрел разные варианты смены власти в России. Он их назвал условно «бункер», «табакерка», «перестройка», «круглый стол» и «февраль».
«Вариант «бункер» – самый негативный вариант, какое-то глобальное поражение путинского режима в глобальном противостоянии с Западом, которое бы привело к полной изоляции, краху, катастрофе, большим неприятностям в военной сфере. Этот вариант самый негативный, потому что привести может к самым непредсказуемым последствиям», – объяснил Эйдман.
Однако, по его мнению, этот вариант малореальный. «Дело в том, что Запад совершенно не готов к какому-то жесткому противостоянию с путинским режимом. Я не знаю, что нужно сделать Путину, чтобы Запад или какие-то другие силы внешние реально попробовали бы с ним разобраться. Разве что-то совсем безумное, какую-нибудь агрессию против Польши, против Прибалтики, против стран НАТО. Но Путин – не самоубийца, и вряд ли на это пойдет».
Второй вариант – «табакерка». Это, по словам Эйдмана, некий внутриэлитный заговор. “Но его вероятность тоже очень невысокая. Дело в том, что, как правильно говорил господин Иноземцев, нынешняя элита подобрана Путиным под себя. Это те люди, которые или лично ему преданы, или являются людьми его круга, связаны с ним профессионально, связаны идеологическими взглядами на мир, этически и как угодно еще. Он для них арбитр. Ему очень выгодна ситуация, когда внутри элиты есть множество расколов по разным линиям, а он арбитр, потому что они против него не объединятся – это нереально».
Третий вариант – «перестройка». «То есть власть сама идет на какие-то реформы, которые приводят к ее же краху. Опять-таки шансов на это очень мало, потому что для Путина, его поколения силовиков, которые у власти, само слово “перестройка” – нечто ужасное, их мир рухнул из-за нее. Все идеалы, которые внушали им в школах КГБ, обратились в прах. Они думают: если мы начнем реформы, глубокие перестроечные, кончим тем же, чем Горбачев, то есть накроемся медным тазом. Они, безусловно, ни на какую перестройку не пойдут», – полагает Игорь Эйдман.
Суть четвертого варианта – «круглый стол» – Эйдман пояснил так: есть мнение, что произойдут некие политические события в стране, которые заставят в конечном итоге власти сесть за круглый стол переговоров с оппозицией. «Конечно, это был бы идеальный вариант. Но я не могу себе представить такие обстоятельства, при которых Путин и его команда сядут за круглый стол переговоров с оппозиционерами», – сказал он, так как, по его словам, путинская команда прекрасно понимает, что такой круглый стол может стать всего лишь «промежуточным финишем перед полным крахом режима, как было в той же Польше».
Что касается варианта «февраль», то он предполагает некое возможное повторение событий Февральской революции 1917 года, но не буквальное. «Речь идет о взрыве массового недовольства, восстании масс, только не в фигуральном смысле слова, а в конкретном», – сказал Эйдман, отметив, что этот вариант он считает вероятным просто потому, что другие вообще не реализуемы.
«Теоретически, если власти будут продолжать делать ошибки, которые станут еще более грубыми, саморазрушительными и приведут к катастрофическим последствиям для российской экономики и внешней политики, то тогда, возможно, зреющее социальное недовольство выйдет из подполья и приведет к серьезным социальным протестам, к восстанию масс, которое может снести этот режим. Опять-таки, повторюсь, шансы на это невелики, но гипотетически это единственно возможный вариант», – пояснил свою позицию социолог.
Кризис – еще не революция
Об экономических аспектах кризиса в России, которые, как полагают некоторые, могут повлиять на режим, рассказал экономист Дмитрий Некрасов.
«Российская экономика в виду падения цен на нефть и санкций столкнулась с большим количеством кризисных явлений, но далеко не каждый из них реально угрожает режиму, – считает Дмитрий Некрасов. – Например, масштабный отток капитала, обвал валютных курсов, кризис платежного баланса – по сути, они все уже пройдены, экономика адаптировалась. Так, если в 2014 году из страны «убежало» 150 миллиардов долларов, то в 2016 уже меньше 20 миллиардов. Внешний долг в 2016 году уже фактически не изменился. Это говорит о том, что российский бизнес смог рефинансировать те долги, что истекали в том году. То есть санкции в этом направлении перестали работать. Грубо говоря, российская экономика к шоку, связанному с платежным балансом, оттоком капитала, внешним долгом и санкциями адаптировалась».
Что касается инвестиций в страну, то, по мнению экономиста, они не сократились, но ухудшилась их структура: «Вместо прямых иностранных инвестиций, которые приводят к трансферу технологий и так далее, в России стало больше инвестиций госкорпораций, государственных инвестиций».
«Я возьму на себя смелость утверждать, что все эти вещи, конечно, крайне неприятны, но они не несут непосредственной угрозы режиму. Да, от того, что в стране отрицательные темпы прироста ВВП, из-за плохих инвестиций, из-за оттока качественного человеческого капитала, через двадцать лет мы будем жить на 20-30% хуже, чем могли бы. Но несет ли это непосредственную угрозу режиму? Сомнительно. Я не вижу никаких прямых механизмов того, как отрицательные темпы экономического роста влияют на устойчивость режима в сколько-нибудь краткосрочной, среднесрочной перспективе», – заявил Дмитрий Некрасов.
По мнению экономиста, есть иллюзии относительно того, что из-за того, что жизнь населения ухудшилась, режим изменится. Действительно, соглашается он, удары по реально располагаемым доходам населения, розничной торговле оказались болезненными : “Значительная часть показателей ушла в минус более, чем на 10%, в частности, это реально располагаемые доходы, оборот розничной торговли, новые автомобили, например, мы стали покупать в два раза меньше, мы объективно видим явное снижение потребления”. Но, задается он вопросом, как это влияет на режим, на возможность его смены?
«Если проанализировать постсоветское пространство за весь период после распада Советского Союза, то при каких экономических условиях происходила смена режима? Таких смен, напомню, несмотря на то, что было много кризисных явлений в экономике, было всего пять: две в Киргизии, две в Украине и одна в Грузии. Я сделал таблицу, очень интересную, где проанализировал темп роста ВВП в этих странах в год революции, за год до революции, и за два года до революции. Так вот, во всех случаях, кроме последнего украинского Майдана, смена власти происходила на пиковых темпах роста ВВП.
Самый удачный год для Украины за весь постсоветский период – 2004, и оба раза в Киргизии перед крахом режима были пиковые темпы роста ВВВ. Пиковые темпы роста в Грузии были после революции, но, тем не менее, до революции, в сравнении с 90-ми годами, был тоже крайне удачный период с очень высокими темпами роста ВВП. А все российские протесты 2011-2012 годов тоже случились после длительного периода реального роста располагаемых доходов населения. Единственная смена режима, которая произошла на замедляющихся темпах роста, это последняя украинская. То есть никакая эмпирическая информация, если мы возьмем анализ стран постсоветского пространства, не свидетельствует о том, что падение доходов населения приводит к смене режимов. Напротив, данные свидетельствуют о том, что чем больше доходы падают, тем меньше вероятность смены режима. Это прямой факт», – уверен Дмитрий Некрасов.
Отчего так происходит? Экономист объясняют такую реакцию политических настроений на экономическое развитие тем, что в условиях экономических трудностей у населения на постсоветском пространстве начинают преобладают ценности выживания, заставляющие их консолидироваться вокруг власти и жить в логике «лишь бы не было хуже». Ценности развития, напротив, начинают преобладать в результате длительного периода экономического роста, который порождает запрос на качественное изменение институтов.
То есть, по его мнению, нет никаких разумных оснований полагать, что экономические санкции, ведущие к снижению доходов населения, сами по себе могут спровоцировать в России смену политического режима. Более того, высока вероятность того, что реакция режима на сильное снижение доходов населения может быть не смягчение, а ужесточение внешней политики России, как способа отвлечения населения от внутренних проблем.
На действия российского режима во внешней и внутренней политике, считает Дмитрий Некрасов, могут оказать влияние только два экономических фактора. «Первый – возможность оплачивать свои расходы. То есть, если нет денег на обеспечение бюджетных расходов, то выходят из-под контроля нижестоящие структуры, регионы, происходят самые разнообразные разброд и шатания. Второй фактор – это кризис платежного баланса, то есть, если валюты не хватает на то, чтобы оплатить предмет критического импорта, то страна начинает, по крайней мере во внешней политике, идти на уступки просто ради того, чтобы получить столь необходимую валюту. Мы это наблюдали на примере СССР в конце 80-х годов, когда отсутствие валюты для закупки критического импорта стало важным фактором и внешней, и внутренней политики Советского Союза», – резюмировал Дмитрий Некрасов, анонсировав заодно выход в свет своего доклада «Пределы устойчивости России», который был издан при поддержке «Украинского института будущего».
В докладе были смоделированы и проанализированы различные варианты влияния на экономику России всевозможных негативных факторов – низких цен на нефть, санкций и т.п., те, которые могли бы спровоцировать появление тех двух факторов, о которых шла речь выше.
Выяснилась и еще одна любопытная вещь: оказывается, российская экономика гораздо прочнее, чем представляют себе многие. Во всяком случае, Дмитрий Некрасов в своей работе пришел к выводу, что на среднесрочном горизонте планирования (5 лет) фактически невозможно смоделировать такие условия, при которых российский политический режим может столкнуться с невозможностью финансировать бюджетные расходы – даже при цене нефти 20 долларов за баррель и жестких санкциях.
В поисках образа будущего
С выводами Дмитрия Некрасова отчасти согласился экономист Андрей Илларионов, который тоже считает, что экономический кризис не обязательно приводит к переворотам. Но начал он свое выступление с цитирования Булата Окуджавы: «Вселенский опыт говорит, что погибают царства не от того, что тяжек быт или страшны мытарства. А погибают от того, (и тем больней, чем дольше), что люди царства своего не уважают больше».
“Это я к тому, что экономическая ситуация, безусловно, важна, находится ли страна в экономическом кризисе или на экономическом подъеме, каково состояние платежного баланса – все это важные показатели. Только связь этих показателей с общественно-политическими настроениями, социально-политической ситуацией не является столь очевидной, какой часто нам рисуется. Поэтому при всем уважении к той сфере, которой я посвятил большую часть своей жизни, должен сказать, что экономическая ситуация страшно интересная вещь, ее полезно знать, но только делать из нее вывод о том, когда произойдет смена политического режима, точно не следует», – сказал Андрей Илларионов.
По мнению Андрея Илларионова, задача оппозиции – дать обществу образ будущего, реализацию которого оно захотело бы потребовать: «Надо формулировать программу не абстрактными непонятными тезисами, а вполне в конкретных терминах».
В этом его идея перекликается с выступлением Владислава Иноземцева и других спикеров, которые предлагали оппозиции заняться разработкой концептуального понимания, что нужно изменить в стране и куда ей двигаться, своего роды программы, которая была бы предложена обществу взамен существующей системы.
Подводя итоги, резюмируем: проблема модернизации всегда заключается в том, что модернизацию можно сделать очень быстро, если есть консенсус в пользу модернизации. Если его нет, а его сейчас в России нет, то сделать ее просто невозможно. Таков вывод дискуссионной панели «Системный кризис в России: мифы и реальность».
